Тема: Интервью из прошлого

Спустя годы на всё смотришь по-другому: меняются люди, происходят невероятные события, сам меняешься, в конце концов. Поэтому, вдвойне интересно, что говорили люди, которые сейчас на гребне славы или же наоборот - забыты. Тренеры, игроки, менеджеры - не важно. Множество записанных интервью хранят истории, которые приобрели по-настоящему другой смысл. Для этого и будет открыта эта тема. Буду публиковать и выкладывать знаковые интервью со знаковыми персонами разных лет.

Итак, первым будет интервью Алексея Касатонова СЭксу, вышедшее пять лет назад. Ещё до его работы в СКА и в сборной. Оказавшийся вне хоккея, ныне генменеджер СКА, рассказывает о сложных отношениях с Вячеславом Фетисовым, методах работы Виктора Тихонова и о Вячеславе Быкове, с которым пару лет спустя им суждено поменяться местами на рынке востребованности российского хоккея.

Алексей Касатонов: "Вы сами вслушайтесь - "СКА Санкт-Петербург". Смешно же!"

Нынешняя жизнь Алексея Касатонова полна эмоций. Вот, к примеру, в минувший вторник в Берне его торжественно включили в зал славы ИИХФ. Защитник-легенда стал легендой вполне официально.
Это событие радостное, но немало и других - со знаком "минус". Развалился клуб "Рысь", который Касатонов тренировал последний сезон. Умирают старые товарищи - легендарный судья и администратор хоккейной сборной СССР Анатолий Сеглин, тренер Александр Асташев, одноклубник по ЦСКА 80-х Игорь Стельнов...

- Это точно, потеря за потерей, - вздыхает Касатонов. - Сплошные похороны. До сих пор не могу поверить, что Стельнова больше нет.

-Совсем молодой человек.

- Моложе меня. Сердце не выдержало, за месяц до смерти был обширный инфаркт. Мы с Игорем дружили. Народу на похоронах было - море. Двукратный олимпийский чемпион - а играл, между прочим, в линзах. Бабушка перепутала раствор, налила уксус. Игорь туда линзы на ночь положил - а с утра вовсе чуть глаз не лишился.

-Кого из людей прошлого, уже ушедших, вам особенно не хватает?

- Дальнего родственника жены, а мне брата по жизни - Владимира Миронова. Полковник, "афганец". Раны пережил, а сердечный приступ - не получилось. Ему пятидесяти не было. Еще не хватает семьи Харламовых - и Валерия, и Ирины.

-Харламов же намного старше вас - неужели дружили?

- В те годы у ЦСКА была традиция - кто-то из ветеранов опекает молодого. "Старики" помогали занять их же место. Меня опекали Харламов и Геннадий Цыганков.

-У Цыганкова девять, кажется, сотрясений мозга было?

- Девять - серьезных.

-Говорят, однажды в ЦСКА измеряли объем легких - и у Цыганкова нашли какой-то запредельный.

- Ага. Он из Хабаровска родом, так в команде шутили - дескать, Гена деревья валил на предсезонных сборах. Их "Амур" тренировали на горных реках. Что-то от правды в этом было - Цыганков был фантастический здоровяк. Когда резко тормозил на льду, тебя накрывало волной льда.

-Он тоже умер от сердца?

- Да. Едва излечившись от рака.

-О судьбе каждого хоккеиста ЦСКА 80-х что-то знаете?

- Месяц назад звонил в больницу Володе Крутову, ему удаляли селезенку. У Виктора Жлуктова проблемы с позвоночником, в инвалидной коляске. Недавно на юбилейных играх Фетисова и Макарова встретил ребят, с которыми тысячу лет не общался. Например, с Хельмутом Балдерисом, Мишей Васильевым. Кого не видел давно, так это Володю Зубкова. Был такой игрок, перешел к нам из "Спартака". Вот он не приехал ни на один юбилей. Знаю, что живет во Франции.

-Правда, что семья Владимира Константинова распалась?

- Не слышал об этом. Я нередко бывал в Детройте, работал в их молодежной системе. Константинову тогда порекомендовали посещать тренировки, и мои занятия обычно совпадали с его приездами. Здорово, что пригласили Константинова на юбилей Фетисова в Москву. Когда Володю вывели на лед, я испытал потрясающие эмоции.

-Он разговаривает?

- С трудом. Мы как-то с Колей Борщевским отправились в семью Сергея Мнацаканова, - вот у него сдвиги заметные. И узнает, и говорит. У Сергея проблема другая.

-Какая?

- Вообще неподвижен. Как Лена, жена, его ни выхаживает.

-Когда Константинову смотрите в глаза, чувствуете, что он все понимает?

- Он не смотрит в глаза. С ним сложно разговаривать. Настроение меняется быстро - наверное, устает от общения.

-Созваниваться с ним можно?

- Нереально.

* * *

-В Америке вы долго занимались собственной школой. Неужели никто не звал работать в Россию?

- Сам упустил время, надо было раньше вернуться. Чтобы понять, в чем тут было дело, надо вспомнить момент, когда я, вернувшись в ЦСКА, заканчивал с хоккеем. В 1997 году накануне чемпионата мира в Финляндии меня пригласил президент ФХР Валентин Сыч. Я ехал - и гадал: зачем?

-Какие были версии?

- Только одна - чтоб сыграл на чемпионате. Но Сыч с порога огорошил: "В хоккей играть вечно не будешь, надо заканчивать". Ничего себе, думаю. А Сыч продолжает: "У нас предложение - чтоб ты стал менеджером по Северной Америке. Потихоньку начинал другую жизнь..." На том и сошлись.

-Сычу доверяли?

- Ему можно было доверять. Характер сильный и хоккей любил. Знакомы были с Олимпиады-80. К слову, я оказался последним человеком, которого Сыч пригласил в свою команду. Спустя неделю он погиб.

-Тренировал тогда сборную Игорь Дмитриев?

- Да, совершенно больной. Отключался на ходу. Это тоже характер Сыча - не стал его менять, хоть Дмитриев еле на ногах держался. Сыч говорил: "Дмитриев живет потому, что работает. Как могу его убрать?" Именно Дмитриев мне и рассказал, что в Москве застрелили Сыча. Я все бросил и помчался на похороны.

-Когда поняли, что в российском хоккее вас не ждут?

- После того, как вместо Сыча выбрали Стеблина. Он так себя повел...

-Что-то сказал?

- Ничего. Просто захотел показать, что он теперь - "руководитель". Поначалу я искренне верил, что Стеблин - человек, который нужен нашему хоккею. Но, видимо, ему не хватило ума, чтоб понять, на какую высоту поднялся. И мне пришлось уехать в Америку.

-Чем Стеблину не угодили?

- Стеблин всю жизнь боялся больших имен. Конкуренции. Кстати, точно так же, как со мной, он себя вел по отношению к Фетисову, Макарову...

-Как сложилась бы ваша жизнь, уцелей под выстрелами Сыч?

- Я остался бы в России, продолжал бы работать с Сычом. Уверен, при нем сборная выступала бы достойнее.

-Какой матч стал последним для Касатонова-игрока?

- Играли с "Магниткой" в плей-офф. Но я еще не знал, что этот матч будет последним. Тогда вокруг ЦСКА было много странного - погиб Осадчий, совсем молодой хоккеист. Мы, помню, отыграли в Евролиге против "Спарты", летели обратно, перешучивались с ним. На следующий день у команды выходной - и вдруг новость: Саша умер в своей квартире. Смерть так и осталось загадкой. Никакой экспертизы не проводили.

-Почему?

- Он был не москвич. Я думаю, Осадчего отравили.

-Ходили слухи о наркотиках...

- Ерунда. По нему было видно, что не наркоман. Да и какую дозу надо принять накачанному парню, чтоб за ночь сгореть? После этой смерти понятно стало, что в плей-офф ЦСКА не задержится: настроение в команде было ужасное.

* * *

-Завершив свой первый сезон в России в качестве главного тренера, вы улетели отдыхать в Америку. С какими чувствами?

- С одной стороны, был доволен - вернулся в Россию, проверил себя как тренер. Оброс новыми знакомствами, получил опыт. Но до сих пор неловко перед ребятами, с которыми работал в "Рыси". За все, что происходило в клубе.

-Что происходило?

- Клуб оказался - "Рога и копыта". Остап Бендер жив. Я долго думал - стоит ли об этом говорить в газете? Решил - скажу. Если молчать, то вокруг нашего хоккея так и будут отираться черт-те кто. Набивать карманы. В одном не понимаю руководителей из Подольска: скажите честно, что денег нет. Ребята имели предложения - нашли бы себе команды. Зачем головы морочить? Игрокам приходилось влезать в долги - чтоб снимать квартиры в Подольске. В семьях начинались проблемы, жены скандалили. Мужа нет, он вроде работает. А денег шиш.

-Вам тоже должны?

- Конечно. Но я-то в "Рысь" шел не зарабатывать - хотел потрудиться в российском хоккее. Тем более ледовый дворец в Подольске - один из лучших в стране. База тоже отличная.

-Кто вам давал обещания?

- Человек по фамилии Васильев. Не стеснялся называть фамилию Суходольского - заместителя министра внутренних дел. Да и само название говорило о многом: "Рысь" - элитный отряд СОБРа. Лишь время спустя выяснилось, что с МВД мы никак не связаны.

-Странно.

- Вот так. Раз я попросил: приведите хоть одного боевого офицера в команду, чтоб ребята почувствовали - ладно, плохо с деньгами, зато к МВД имеем отношение. Пришел по дружбе командир отряда, сказал добрые слова: "Рад, что носите наше имя". А в самом отряде мы никогда не были. И на трибунах не видели боевых офицеров.

-Газеты писали о переезде клуба "Рысь" в Нальчик.

- Когда клуб год ничего не платил, как он может куда-то переезжать?! Не удивлюсь, если эти люди скажут, что через пять лет планируют купить "Нью-Йорк Рейнджерс", а "Рысь" будет играть в "Мэдисон-сквер-гарден".

-И чем вы собираетесь заниматься в предстоящем сезоне?

- Веду переговоры с клубами КХЛ (один из вариантов - воскресенский "Химик". - Прим. "СЭ"). Пока много непонятного с новым регламентом, контрактами. Никто не знает, какие команды выживут после кризиса, какие исчезнут. Надеюсь, без работы не останусь.

-Виктор Тихонов нам рассказывал, что именно вас пять лет назад хотел видеть преемником в ЦСКА, а не Вячеслава Быкова. Но один известный человек сказал - "нельзя".

- Этот известный человек - Фетисов? Я в курсе. У нас тогда с Фетисовым отношения были натянутые. А он мог влиять на людей, которые платили деньги в ЦСКА. Мою кандидатуру заблокировали.

-Сейчас ситуация повторилась?

- Да. Я мог стать тренером ЦСКА. Мою кандидатуру рассматривали - и снова Фетисов сказал "нет". Разница в том, что теперь он, как президент клуба, взял всю ответственность на себя. Я понял: мы не вместе.

-Удивились?

- Меня удивило только то, что Фетисов стал президентом ЦСКА.

-Тот же Тихонов обронил, что отношения у вас испортились из-за жен. Так и было?

- Не хочу обсуждать эту тему. Уже, слава богу, встречаемся, здороваемся, обнимаемся. С возрастом пришла мудрость. Жены женами, а мужики должны оставаться мужиками.

-Жены между собой не общаются?

- Разумеется. Хотя, столкнувшись во время матча на Красной площади, поздоровались.

-А вы с Фетисовым там даже выпивали вместе.

- Да, славно провели время. По-английски - good time.

-Не спросили его в лоб - как он заворачивал вашу кандидатуру в ЦСКА?

- Зачем? Прав тот, кто сильнее. К тому же если годами нести в себе злость - никогда не помиришься. А может, Фетисов в меня не верил? Хоть Быков так же, как я, работал с молодежью - но в Швейцарии.

-Фетисов в интервью говорил, что былую дружбу склеить нереально.

- Все правильно. Дружбы сейчас и нет, это ясно. Мы же не общаемся так, как раньше.

-Когда помирились, что чувствовали? Камень с души?

- Ничего с души не падало. Я же не сентиментальная барышня. Да и вообще, к тому моменту прошло столько времени, что все давным-давно отболело. У каждого своя жизнь, свой круг общения. Были те, кто перебежал на другую сторону, но в принципе сохранили немало общих друзей.

-Если б можно было вернуться в 1989 год - поступили бы точно так же?

- Абсолютно. Поймите, я не состоял ни в каких оппозициях, жил своей жизнью. Все преподносится как некое противостояние. Но его не было! Просто на одной чаше весов стоял Фетисов со своей целью. А на другой - я и моя жизнь. Еще был тренер, которого уважал, с которым провел десять не самых плохих лет. Разорвать все в одночасье, пусть и ради Фетисова с его высокой идеей, я не собирался. Не хотел, чтобы меня использовали. Я остался самим собой. Вот и вся история.

* * *

-Ваша хоккейная школа в Нью-Джерси еще существует?

- Да. Основная нагрузка летом. Игроки, свободные от команд, ищут катки. Нынче там трудится мой помощник.

-Школа приносит прибыль?

- Конечно. Но деньги небольшие. С зарплатой игрока НХЛ не сравнить. И с каждым годом дела хуже.

-Почему?

- В Америке люди умные. Как видят, что сосед занимается прибыльным делом, вникают и устраивают то же самое. Те, кто к тебе ездил за сто миль, находят что-то поближе. Что им надо? Тренер да лед - все.

-В России вам легче?

- Дело не в этом. 50 для тренера - критическая цифра. Я почувствовал, что в Америке ничего серьезного добиться не в силах. Попытаюсь приложить опыт здесь.

-Жена ваша заметила в интервью: "Леша - совершенно не американец по натуре".

- Так и есть, хоть прожил в Америке 18 лет. Вся моя американская жизнь пропитана общением с русскими - живу в Нью-Йорке, школа рядом с Бруклином.

-Понимаете Гусарова или Сергея Березина, которые осели в Америке, в Россию почти не заглядывая?

- Им проще. Решили для себя, что от хоккея отошли. Гусарова заставить встать на коньки невозможно: "Никогда такого не будет!" Хоть я на его месте не зарекался бы. Вот мне даже покататься на тренировке - колоссальная радость. Когда надо было к игре на Красной площади готовиться, вкалывал на равных с молодежью.

-Жена этот сезон тоже провела в России?

- Жила какое-то время, пока в Подольске были нормальные условия.

-Потом стали ненормальные?

- Сперва снимали достойную квартиру, но вскоре стало ясно, что ничего хорошего с "Рысью" не будет. Тогда Жанна вернулась в Америку. Все-таки там сын. Да и дом с налогами надо контролировать.

-Сыну сколько лет?

- 26. Работает компьютерщиком на фирме, которая производит рекламу.

-По-русски - еле-еле?

- Отлично говорит. У нас в семье русский всегда оставался первым языком.

-В чем сына не понимаете?

- В отношении к жизни. Я считаю, можно добиваться большего. Он же чего-то достиг - и доволен. А я - нет. Вот и втолковываю, чтоб не повторял моих ошибок.

-Каких?

- Надо не ждать, когда тебе предложат, - а пробиваться, плакать, кричать...

-Быков вас назвал человеком, который не смог применить собственное имя.

- У меня еще есть время. Но я такой человек: никогда не пытался куда-то влезть за счет вчерашних подвигов. Считал, главное - профессиональные качества. А оказывается, надо просто пользоваться громким именем.

-Юрзинов-старший до сих пор вспоминает посиделки в американском ресторане "Пирс №4", отмечали день рождения вашего сына - и Владимир Владимирович принялся петь: "Степь да степь кругом..."

- Чудный был вечер, я тоже помню. 1998 год, Нью-Джерси. Владимир Владимирович частенько приезжал в Америку и жил у меня. По сей день шлет сыну приветы. "Маленькому передай, - говорит. - Хороший кофе мне с утра варил..."

-А вы - поете?

- Про себя. Зачем портить настроение людям, которые рядом?

-Вам осталось несколько месяцев до пятидесяти...

- Стараюсь об этом не думать.

-Почти все ваши бывшие одноклубники здорово изменились внешне. А вы - словно задержались в 80-х.

- Я в маму. Она прекрасно выглядит для своего возраста.

-У вас ни одного седого волоса.

- Честно вам скажу - не крашусь. Могу раскрыть секрет: четыре года назад страшно себя запустил. Жил в Америке, тренировал мальчишек. Работа в школе начиналась с шести вечера. Заканчивал к полуночи, ужинал - и спать. Естественно, вес мгновенно пополз вверх.

-Много прибавили?

- Очень. Точную цифру не назову - стыдно. Пришлось на диету сесть, заняться спортом. Теперь каждый день бегаю или кручу велосипед. Как видите, никакого живота.

-Штангу забросили?

- В мои годы она точно ни к чему. Разве что иногда подкачаешься, - когда открывается купальный сезон. Чтоб не стыдно было показаться на пляже.

-В отличие от некоторых хоккеистов на вашем лице не видно шрамов...

- Голову нужно беречь. Я хорошо читал игру, вот и уворачивался. Шучу, шучу. Конечно, и под шайбу бросался, и зубы клюшкой выбивали. Но самое ужасное, когда шайба попала в горло. Ей-богу, думал, концы отдам - несколько минут хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Потом еще пару дней не мог нормально говорить.

-Как намереваетесь отмечать 50-летие?

- Понятия не имею. Сейчас в России мода: жены делают подарок в виде застолья. Наверное, узнаю о планах в последний момент.

-Торжество будет большое?

- Сомневаюсь. Я не любитель пиров.

-Но дата такая, что, если "зажмете", народ не поймет...

- Кто меня знает - поймет.

* * *

-Любимый ресторан вашей юности?

- Однозначно - ресторан в гостинице "Советская". От ЦСКА и "Динамо" недалеко, там собиралось много спортсменов. Кого только не встретишь. Приличный ресторан был еще в Тарасовке, рядом со спартаковской базой. Считался довольно престижным местом. Туда специально ездили к повару Амирану.

-Вы тоже?

- Мы - нечасто, а вот предыдущее поколение ЦСКА там пропадало. Михайлов, Петров, Харламов... Но именно в Тарасовке я отмечал первый свой матч за ЦСКА.

-А свадьбу?

- В "Метрополе". Шикарнейший ресторан тогдашней Москвы, а я дружил с его директором. Помню, лебедей с выгнутыми шеями на стол выставил...

-Виктор Васильевич лебедей оценил?

- Ненадолго заглянул. Знал, что без алкоголя не обойдется, - поэтому оставил нас в покое. Тихонов мне в виде исключения разрешил свадьбу сыграть во время сезона, обычно такие вещи откладывались на лето.

-Почему такая спешка?

- Жанна уже в положении была.

-Тихонов нам в интервью рассказывал, что попали вы в ЦСКА "совершенно неуправляемым". Согласны?

- Я читал его интервью - так и не понял, что он имел в виду. Виктор Васильевич жестковато сформулировал. К его нагрузкам я действительно был не готов. Уровень оказался не тот, что в ленинградском СКА. Знаю, что Тихонов планировал меня выгнать. Пьянки-гулянки здесь ни при чем. Эксцессов по части режима было не так уж много. Только из-за нагрузок.

-Чувствовали, что ваши дни в ЦСКА сочтены?

- Да. Мышцы от тихоновских упражнений так забились, что я и на катке передвигался, как корова. А сохранил меня для ЦСКА помощник Тихонова, Юрий Моисеев. Ума не приложу - что он во мне разглядел? Но когда Тихонов уже решил убирать, именно Юрий Иванович меня отстоял: "Касатонова - не трогай. Под мою ответственность". Вечно буду ему благодарен.

-Самое жуткое упражнение Тихонова?

- Интервальные тренировки. В команде их прозвали "Сантьяго" - помните, как в Чили был путч и на стадионе людей расстреливали? Пробежать 16 отрезков по 400 метров с короткими паузами - ребята, это пытка! Особенно, когда у тебя вес под центнер, а на дворе жара 30 градусов. Пульс был запредельный. Порой после таких забегов игроков откачивали врачи. Единственный, кому все было нипочем, - Балдерис. Он-то с Тихоновым еще в рижском "Динамо" работал, так что организм уже был адаптирован к этой пахоте. А вот Петров, Михайлов, Харламов и другие ветераны после проклятого "Сантьяго" долго не могли прийти в себя.

-Как полагаете, нужно это вообще хоккеисту - 16 по 400?

- Такое упражнение развивает скоростную выносливость. Но главное - формирует характер. Когда бежишь на пределе, преодолеваешь себя. Смотрите: Ларионов закончил карьеру в 43 года. Фетисов - в 40, я - в 36. Продержаться на высоком уровне удалось, думаю, еще и потому, что прошли закалку у Тихонова. Хотя сейчас, факт, так игроков никто не гоняет.

-Конфликтовать с Тихоновым приходилось?

- Был трудный разговор, когда собрался в Америку. Из армейской пятерки я уезжал последним - на полгода позже остальных. Тихонов говорил: "Не пущу". Я ответил: "Виктор Васильевич, лучше не начинайте войну. Бесполезно. Все равно уеду".

-На вашем рапорте он написал, как Андрею Коваленко, - "не согласен"?

- Рапорт подписывал не Тихонов, а начальник "большого" ЦСКА Анатолий Акентьев. С ним проблем не возникло. В запас я уволился майором. Причем звание это получил в 27 лет - для ЦСКА рекорд. Останься в армейском клубе, наверное, давно бы полковником был. А может, и генералом.

-На гауптвахту попадали?

- Бог миловал. Вот футболисты ЦСКА после поражения от "Спартака" однажды на танковый полигон загремели. Мы же проигрывали редко, на "губу" или в часть за это никого не отправляли. Правда, в начале 80-х выдали неудачную серию, и Тихонова вызвали на ковер в Главпур - Главное политическое управление. Досталось прилично. В команду Виктор Васильевич вернулся, держась за сердце. У дверей раздевалки стояли мы с Фетисовым. Так Тихонов облокотился на нас и прошептал: "За что они со мной так?.."

-Хоть раз при советской власти получали фантастические премиальные?

- За победу в Кубке Канады-81 Тихонов пробил нам по тысяче долларов. Да еще в рублях что-то заплатили. Сегодня смешно называть эти цифры, но тогда мы ощущали себя миллионерами.

* * *

-Вы как-то сказали, что название "СКА" у питерского клуба надо менять. С таким никогда ничего не выиграть.

- Еще бы! Я не прав?

-Что вас не устраивает?

- Всегда был "большой" ЦСКА - и на втором плане СКА. Вроде как младший брат. Неужели в городе такой красоты ничего хорошего не придумаешь? Вы сами вслушайтесь - "СКА Санкт-Петербург". Смешно же!

-Как назвать?

- Да хоть "Адмиралы" из Санкт-Петербурга - и то лучше.

-Тогда и "Крыльям Советов" надо менять название?

- Не надо. "Крылья" - великолепное название.

-Говорят, иные коренные петербуржцы ни разу не бывали в Эрмитаже. Не ваш случай?

-Прежде поход в Эрмитаж входил в школьную программу. Каждый класс отправлялся на экскурсии и в Эрмитаж, и в Петропавловскую крепость, и в Кунсткамеру, и в Царское село...

-Последний поход в музей?

-Не знаю, можно ли это назвать музеем - год назад в Нью-Йорке был на выставке русских художников в "Карнеги-холл". Зазвали знакомые из посольства.

-В Петербург приезжаете?

- Время от времени навещаю родителей. Они у меня блокадники, так и провели всю жизнь в Питере. А я давно расстался с этим городом, дом для меня - Москва.

-О блокаде в семье рассказывали?

- Очень редко. Блокадники не любят вспоминать о том ужасе. Родители - не исключение. Отца и его брата от голодной смерти спасла бабушка, которая работала в офицерской столовой. Хоть как-то подкармливала. На официальный паек - 125 граммов хлеба в день - выжить было сложно... Дома всегда отмечают не только 9 мая, но и 27 января - когда сняли блокаду.

-Ваш прадед Афанасий Касатонов - полный Георгиевский кавалер. Где его четыре креста?

- У него было четверо сыновей и дочь. Мой дед, Федор Афанасьевич, погиб в ополчении в 1944 году. Может, поэтому все награды прадеда хранятся не в нашей семье, а у кого-то из родственников. Я эти Георгиевские кресты видел лишь на фотографиях. К слову, недавно вышла книга, посвященная истории рода Касатоновых. Ярких личностей в нем много. К примеру, Владимир Афанасьевич Касатонов, брат деда, - адмирал, командовал Балтийским, затем Северным флотом. Его сын Игорь тоже адмирал, в недавнем прошлом - командующий Черноморским флотом.

-А вы в детстве, кажется, дружили с сыном Владимира Кондрашина?

- Даже жили в одном подъезде. Мы на четвертом этаже, Кондрашины - на втором. Юра, сын Владимира Петровича, передвигается на коляске, у него детский церебральный паралич. Я часто приходил к ним в гости. Помню, как рассматривал подарок Кондрашину - клюшку с автографами хоккеистов сборной СССР и Юрия Гагарина. Еще у него была огромная коллекция брелоков, которые он привозил из-за границы, - редкость по тем временам.

-Необычный был у вас дом?

- Мама играла в волейбол за ленинградский "Спартак". Квартиру получила в доме, где селились в основном спортсмены. Многие баскетболисты "Спартака", в том числе Александр Белов. А под нами жила знаменитая гребчиха, забыл фамилию. Зато не забыл, как от нее постоянно попадало.

-За что?

- Я и дома в хоккей играл - мячиком и клюшкой. Вот и жаловалась: мол, очень шумно.

* * *

-Драться на льду научились в Америке?

- С тафгаями, во всяком случае, общался много. С Тоддом Юэном, Стю Гримсоном по прозвищу Комбайн, Троем Краудером... А учил меня драться знаменитый Брендан Шэнахэн. Тот, начиная в НХЛ, успевал и забивать, и драться.

-Хоть и не тафгай.

- Далеко не тафгай. Был у него приятель в команде, Кен Данейко. Дружили, как мы с Фетисовым, просто не разлей вода. На выезде жили вместе, ходили по ресторанам. Потом Шэнахэн ушел в "Сент-Луис", первая игра с нами. Так Шэнахэна его лучший друг начал лупить. Да как - содрал с Брендана шлем, им же охаживал Шэнахэна по голове!

-Дружба Шэнахэна с Данейко на той драке закончилась?

- Вряд ли. Думаю, встретились после матча, пива накатили - и никто не вспоминал. Для меня эти удары шлемом казались дикостью. Все равно что я бросился бы бить Серегу Капустина...

-Таким ранимым вы и оставались?

- Да нет, вскоре привык. Уже меня самого Лу Ламорелло, менеджер, заставлял бросаться на беднягу Шэнахэна. Как-то ему врезал, прямо почувствовал - кости у парня трещат. Брендан обмяк на льду, выдавил: "А-алекс?!" От меня подобного не ждал. Вот что такое - НХЛ.

-Кулаками вы овладели так, что однажды бросились на огромного Эрика Линдроса. Но тот одним ударом уложил и вас, и арбитра.

- Было такое. Судья в меня вцепился, Эрик как раз кулаком зарядил. Мы вдвоем и рухнули. Правда, всю силу принял арбитр, у меня даже синяка не было. В те времена, когда я оказался в НХЛ, дрались практически все. Хоть на некоторых кидаться смысла не было - на Боба Проберта, например.

-Он и есть - тафгай номер один?

- Для меня номер один - Трой Краудер. Расскажу случай. Фетисов нанес травму Уэнделу Кларку из "Торонто". В советском хоккее этот прием считался нормальным, но удар в колено всегда переносится тяжело. Связки рядом. Ульф Самуэльссон, например, таким приемом закончил карьеру Кэм Нили.

-Так что же было дальше?

- Едем мы в Торонто. Их команда славилась тафгаями. Проберт против нас играть не мог по уважительной причине - в тюрьме сидел. Зато был знаменитый громила Джон Кордик, который тоже жил насыщенной жизнью. Позднее лечился от алкоголизма, а умер от наркотиков. В отсутствие Проберта считался первым номером. Разборка с Фетисовым была неизбежной - и Ламорелло ломал голову: что делать?

-Нашел выход?

- Довольно ловко. Был у нас Краудер, могучий боец. Профессионально занимался боксом, рост почти два метра. Его отправили в фарм-клуб, там не поладил с тренером и болтался где-то в низшей лиге. Ламорелло о нем вспомнил, пригласил специально на этот матч.

-План удался?

- Кордик едва его увидел - и присмирел. О Фетисове забыл. А на следующий год Проберт вернулся, и нашему герою пришлось драться уже с ним. Зрелище было потрясающее - два супертяжа вроде Холифилда с Тайсоном. Проберт - машина, не человек.

-Везло вам на нестандартных людей.

- Самый оригинальный персонаж в НХЛ - Клод Лемье. На льду - дьявол! Почти со всей лигой перессорился из-за своей сверхжесткой игры. А за пределами площадки Клод - паинька и примерный семьянин. Мухи не обидит. И с чувством юмора у него порядок. В Америке на Рождество игроки дарят друг другу подарки. Клод как-то говорит: "Алекс, хочу русскому приятелю подарить твою фотографию. Черкани на ней пару строк". Я пишу: "На добрую память с наилучшими пожеланиями от Алексея Касатонова". Так, знаете, кому он вручил этот снимок?

-Кому?

- Фетисову! При всей команде! Побегали мы потом за Клодом вокруг катка...

-Лемье был в курсе вашего конфликта?

- Разумеется. Вся команда знала, что мы с Фетисовым не общаемся, хоть какое-то время в "Дэвилз" играли в паре.

* * *

-Кто для вас пример того, как можно и нужно прожить жизнь?

- Мне очень повезло - был знаком с Игорем Александровичем Моисеевым. Великий хореограф умер в 101 год и до последнего дня любил танец. Хотелось бы, чтоб и мне хоккей приносил радость до последнего дня.

-Как познакомились?

- Его дочь Лена Конева, внучка легендарного маршала Конева, - лучшая подруга Жанны. Моисеев - потрясающая личность. Казалось бы, за столько лет танец мог до смерти ему надоесть. Ничего подобного - он постоянно стремился совершенствоваться, придумывал что-то новое. В 90-е у моисеевского ансамбля наступили тяжелые времена - солисты разбежались по разным странам. Но Игорь Александрович набрал молодежь и фактически с нуля создал ансамбль, который опять покорил весь мир. Мы с Жанной старались не пропускать его гастролей ни в Америке, ни в России. Большое счастье, что жизнь подарила встречу с таким человеком.

-Что бы вы хотели попробовать из того, чего никогда не делали?

- Поработать в команде КХЛ. Это и цель, и мечта. У меня получится, точно знаю.

А следующей у нас будет беседа Александра Лютикова и Алексея Шевченко с Сергеем Николаевым, которая состоялась четыре года назад. Как Юрий Яковлев оказался у руля ярославского хоккея, в чем беда спортивных школ и как нужно мотивировать игроков? Читайте всё это в интервью одного из самых колоритных тренеров, работавших в нашем хоккее.

Сергей Николаев: Я сел за столик к Хукелю и говорю: «Ты же проиграл, финал-то»

Сергей Николаев, прочтя это интервью, поехал на тренировку. В свои 64 он катается с ветеранами. Лед оплачивают сами – выходит тысяч 50 в месяц.

– Ну, вы в порядке на льду? – неосторожно спросили мы.

– В порядке ли я? А вы предплечье пощупайте. Чувствуете? Я кулаком бью, как бейсбольной битой. Мне 40 лет было – я на одной руке подтягивался на спор.

В общем, он в порядке.

***

– Вы можете официально заявить, что завершили тренерскую карьеру?

– После того, как я доступно для народа прокомментировал ситуацию с бывшим директором «Салавата Юлаева» Даукаевым, меня выкинули из этого, как говорится, хоккея. Нынешние президенты меня просто боятся брать на работу, потому что я могу все сказать открытым текстом.

– Например.

– Вот возьмем «Локомотив». Как они увольняют Хейкулю?

– Хейккиля.

– Хейкуля в 2009-м проиграл финал Казани. Именно он проиграл, не кто-нибудь другой. Я в Ярославле сижу за тренерской скамейкой, лица его не вижу. А матчи в Казани смотрел внимательно. И вот что увидел: как только сложная ситуация в игре, этот финн начинает почесывать подбородок.


– И что?

– Я знаю, что это прострационная позиция. Он нихера не может поймать. Все, что делает чешущий подбородок тренер, – мимо. Так вот был вечер, посвященный сезону «Локомотива». И там почему-то решили, что все нормально, все идет поступательно. Сначала бронза, затем два серебра, в следующем сезоне будет золото. Я сел за столик к Хукелю и говорю: «Ты же проиграл, финал-то». А он что-то замялся. И я очень удивился, что его оставили на следующий сезон. Как же так, думаю? Солдаты знают, что их командир не способен побеждать, а им говорят: «Идите и деритесь за него». А как идти в этот бой, если знаешь, что командир не умеет выигрывать и побеждать?

– Так.

– Вот чем выгодны для президентов тренеры-иностранцы? Они молчат. Ничего не говорят. Никакого анализа, ни слова – за что убрали, почему, где его ошибки. Боятся.

– Чего?

– Да анализ работы показал бы, что беда не только в тренере. Менеджмент был херовый. Вот скажите мне, зачем надо было в прошлом году менять Сергея Конькова на Константина Макарова? Это не просто неравноценный обмен. Это непрофессиональный подход к делу: от незнания рынка, незнания игроков. Но речь не о том. Сейчас вообще закрыли разговоры о хоккее. Всем завязали глаза, заткнули рты. И получается как. Если команда плохо играет – молчат. Почему? Если видишь проблему – надо критиковать. Без этих, конечно, завихрений. Просто укажи на проблему. Вот вы помните такого тренера – Плющева?

– К сожалению.

– Вот этот Плющев в «Северстали» так здорово отпахал, ну так здорово. Он из подготовки к сезону убрал аэробную работу. То, на чем зиждется весь организм. Объясняю: сначала мы набираем объемы, не включаем интенсивность. Потом объемы уменьшаются, интенсивность возрастает. Это законы подготовки спортсмена к чемпионату, а он решил их обойти. Я ему звоню и спрашиваю: «Ты, полковник или подполковник, что же ты делаешь-то?».

– А он?

– Да ничего не ответил. Из-за того, что он не давал аэробную работу, у игроков в крови не было кислорода. Вы знаете, как плавится металл? Там в печи – 3000 градусов. Но металл плавится только после того, как в печь начинают пускать кислород. И я вот удивляюсь, Череповец – город сталеваров. Неужели Плющеву никто не подсказал, как надо игроков готовить. Кислород в организме закончился – все, п….ц. Без кислорода не выводится молочная кислота из организма, мышцы забитые получаются. Так вот не зная этих простых, элементарных вещей, этот человек загубил команду. Потом уже была молодежная сборная. Начал зачем-то прилюдно выяснять отношения с Филатовым. Ну, глупость же. Почему ни один корреспондент, слушая его, не сказал ему, что так нельзя поступать, нельзя говорить людям, что игрок тебя не слушает. Как это тебя не слушают? Ты подполковник или полковник?


– Вот вы сами говорите, что можете сказать всю правду. Может быть, не стоит так? Тогда и работа будет.

– В сорок лет меня пытались подмять мэры и губернаторы – я не сломался. В пятьдесят лет меня старались переделать – мимо. И сейчас я не сверну. Если я имею собственное мнение, то буду его отстаивать. Буду держаться за это мнение, драться и биться за него. У меня ведь, худо-бедно, достаточно хоккейного образования. Я и ВШТ окончил, и в хороших командах поиграл, и с приличными специалистами поработал. Ведь возьми сейчас любого тренера и заставь его защитить свою предсезонную подготовку. Не получится.

***

– И все-таки современные хоккеисты, пожалуй, не готовы к вашим беседам.

– Когда я начинал работать тренером, приходилось комплектовать команды тем, что с воза упало. Студентами там или людьми, которые вообще играть не умели. Нормальный такой контингент. Затем я работал с мастерами. И у меня всегда была одна манера. Теперь внимание, вопрос: что, мало я людей подготовил? Все эти разговоры о том, что я такой-сякой… Я просто не привык тренировочный процесс превращать в базар. А конкретизирую задание для хоккеистов. Что делать, как делать. Я и игрокам говорил: «Хотите разговаривать – беседуйте с женой. Накройтесь одеялом и ведите переговоры. А здесь – выполняйте молча».

Хоккеист – он же как шпион. Шпиону перед внедрением нужна легенда. Если у него херовая легенда – его быстро расколют и отправят к чекистам. Вот задача тренера – сочинить безупречную легенду для хоккеиста. Что ему делать на льду, как и зачем. Потому что все нормально, пока хоккеист делает то, что ему говорит знающий тренер. А весь разлад наступает, когда он начинает что-то выдумывать. Самое высокое мастерство – умение играть просто.

– Но от вас еще в 90-х убегали игроки. Например, вратарь Алексей Волков, вернувшись из Америки, послушал вас и убежал из Уфы, никого не предупредив. Он не хотел играть просто?

– Он проиграл два или три матча. И мне пришлось сказать ему все, что думаю, прямо в глаза. Волков встал на дыбы: у него же папа какой-то крутой, водится с бандюганами. Ну обиделся и обиделся – в моей команде его не стало. И чего, кстати, он добился? Заиграл в сборной? А всякую чушь на тренера сказать мог.

– Некоторые не убегали, но со страхом ходили на ваши тренировки. «Краткий курс НКВД», – так однажды сказали.

– Как это со страхом? Вот у меня был Максим Рыбин в свое время. Он мне говорит: «Сеич, возьми меня к себе, много не надо – дай пятерочку». Какой разговор, отвечаю, приезжай. И вот у меня крутился, вертелся. Как испорченная швейная машина. Вроде строчки есть, а не сшивает. И сколько он болтался, пока не заматерел как мужик. Он же начал делать сумасшедшие обороты – и на этих оборотах научился цепляться за игру. Вот Константина Горовикова знаете?


– Конечно.

– Некоторое время назад он мне звонит, совет спрашивает. Стали бы мне звонить, если бы со страхом на тренировки ходили? И ведь не только Горовиков звонит: Кухтинов, Глазачев. Звонят те, кто нормальные мужики, а не гнилые внутри. С гнилыми я быстро прощаюсь. А многие тренеры терпят их у себя в командах – во имя своего благополучия и финансовой стабильности. У меня же играли только те, кто хотел играть.

– Дмитрий Красоткин, помнится, был озадачен вопросом о самой яркой вашей установке на матч. Не мог выбрать.

– Да у меня столько этих примочек было! Я расскажу вам историю. Матч с Казанью, значит. Мы утром провели свою раскатку, я смотрю на Казань – ну мощная очень: прет, катит. И у меня какое-то подспудное ощущение, что мы проиграем, что ребята мои не готовы, вальяжные слишком – это я по их лицам вижу. И вот после раскатки Казани я провожу установку на игру. Первым мне на глаза попался Тарасенко – я ему ввернул словесно. Пошел за него Трасеух заступаться – и ему досталось. Вот так творчески прошла установка. 5:2 выиграли. После игры захожу в раздевалку, жму руки мужикам, говорю: «Ребята, чуть-чуть подрастете – и я вам расскажу, какой эксперимент сегодня утром провел». А парни – что Тарасенко, что Трасеух – все правильно поняли: «Да ладно, Сеич, главное – выиграли. Забыли уже, что утром было». Мне Трасеуха очень жаль – очень цельный был парень, честный, без гнили. Ушел из жизни из-за бабы одной.

***

– Говорят, процесс расставания с хоккеистами у вас проходил небанально.

– Был у меня один игрок. Вот никак с ним не получалось. Я им крутил, вертел – никакого толка. «Ну все, – говорю, – если не отгадываешь шараду, мы с тобой расстаемся». Не угадал.

– Загадайте.

– «Х.. в жопу, два в уме – сколько будет в голове?» Он сначала отмахивался, думал, что я это несерьезно: «Да ну тебя, Сеич!». Я ему повторял, подсказки делал, просил, чтобы он подумал. «Свяжи, – говорил я ему, – в шараде хоть что-то с чем-то!»

– Ответ: ничего в голове?

– Мягко говоря, да. А он так и отмолчался. Расстались. Потом его из одной команды попросили, из другой. Но история не в этом.

– А в чем?

– Потом он детей тренировал. Сейчас где-то в Москве. Может, тоже тренирует. Вообще – мне больно смотреть на родителей, которые приводят детей в хоккей и думают, что те станут Харламовыми, Мальцевыми. Нихера они ими не станут. В силу простого: их тренеры не имеют квалификации. Чтобы поставить технику, тренер должен знать технологию техники. А никто не знает. Я Красоткина, Юшкевича год учил, как бить по шайбе. Год! Но потом они били так, что она пищала. Зиновьев, Волков Игорь – это люди, которым я ставил технику катания. Хоккейный технический прием надо уметь раскладывать на части. Никто же не ест кусок мяса целиком, его режут на кусочки – так лучше усваивается. А детям скармливают все целиком. На выходе получаем ничему не обученных хоккеистов.

Знаете, я хотел бы работать старшим тренером в школе. Мне это интересно. Я хочу поднять уровень детских тренеров: он крайне низок. Сейчас никто не понимает, что надо прессовать тренировку, увеличивать ее моторную плотность. Вот ты тренер, родители в 8 утра привезли тебе 40 детей на занятие. Ты разбил их на 4 группы – по углам площадки. Один работает, девять стоят. В итоге у игрока получается 5 секунд работы – и 45 простоя. Если сесть на трибуну с секундомером, мы посчитаем, что двигательная активность пацана за ледовую тренировку будет равна максимум 10 минутам. В неделю – час. Это страшно.

***

– И все-таки шарада – не метод.

– Да, шарада – это просто прощальный гудок. Я все подготовил к отчислению, и нужен был красивый последний штрих. Или вот другой хоккеист все время у меня спрашивал, почему он не забивает. Каждый день интересовался, просил совета. Я не выдержал однажды и говорю: «Да все у тебя есть. Не хватает лишь лаврового листа и женского дриста». Смех, конечно. Но что сейчас на пресс-конференциях происходит, уму непостижимо. Там все стали очень интеллигентные и правильные – настолько, что люди уже газет не читают, и так ясно, кто что скажет. Команда проигрывает 2:5, а тренер: «Молодцы ребята, они старались». А если бы не старались – 2:10 было бы? Что это за разговоры? У тренера должен быть анализ. Да и вообще человека надо оценивать не по словам, а по поступкам. Если он сподличал, то надо спрашивать. А у нас спрашивают за слово, которое отлично от того, что говорят все вокруг. А что страшного в крепких выражениях?

Мне как-то премьер-министр Башкирии начал что-то высказывать. Я слушал, слушал, потом говорю: «Объяснить вам, как надо асфальт класть, как плотину строить – или обойдетесь без моих советов?» И все. Я стал врагом премьер-министра. А рассказать, как меня в Ярославле поссорили с властью?

– Давайте.

–Приходит ко мне девочка и говорит: «Я буду писать о хоккее». Я в ответ: «А ты сленг хоккейный знаешь? Обороты хоккейные знаешь?». Она – нет. Ты, говорю, «компот», что ли, писать собираешься: Сидоров забил на этой секунде, а Иванов на той? И между делом объясняю ей, что так уж повелось на Руси: когда человек приходит не на свое место, ему намекают: «С рязанской рожей, да в калашный ряд». Иди, говорю, поучись немного. И что делает эта гвоздика?


– Не томите.

– Она выпускает статью, употребляет там фамилии губернатора, мэра, а заголовок делает: «С рязанской рожей, да в калашный ряд». Мне звонят сразу: что ты, мол, говоришь такое. После этого испортились отношения с властью – и меня выжили из города. Хотя я столько для Ярославля сделал – не перечислить. Я взял команду на 15 месте второй лиги. 16 лет приходил в 8.30, а уходил в 22.30. Иногда и на стадионе оставался ночевать.

– Вы ведь Юрия Яковлева в президенты привели?

– Я. Хотя планировал другого. А Яковлев – он же бывший мой игрок. Работал в каком-то строительном кооперативе. У него руки по локоть в известке были, когда я его вытащил и привел на место президента. Ездил с ним по всем кабинетам, представлял. А он меня потом – того.

– Что случилось-то?

– Я же очень долго без отпуска работал. И тут мне поступило предложение поработать во втором немецком дивизионе. Хотел передохнуть, там и нервотрепки вроде нет. Я сказал Яковлеву, что хочу на восемь месяцев съездить, а потом вернуться. Все, вроде бы договорились. Но после Германии он уже обо всех обещаниях забыл. Подул такой ветер перемен. Вернулся – никого не узнал. Я ведь еще в одном ошибся. Оставил на своем месте Альберта Данилова.

– А он что?

– Я для этого человека все сделал. Квартиру двухкомнатную в центре города отдал ему – свою. И мы обо всем договорились. Возвращаюсь, он глаза прячет: «Я вторым быть не согласен, я сам себе на уме». Сам себе на уме он! Но меня потом болельщики вернули.

– Как?

– Да «Торпедо» валиться начало. Люди видели это, встречали меня и удивлялись, почему это я в клубе не работаю. И вот однажды они пришли на стадион, поднялись на второй этаж к Яковлеву и взяли его за горло: «Или возвращай, или из окна выкинем». Он начал звонить покровителям.


– А те?

– Говорят, или возвращайте Николаева, или сигайте из окна. Вернули.

– А вы что делали в это время?

– Работал в одной фармацевтической компании. Коммерческим директором.

– Нравилось?

– Я умел работать. Мог принести деньги фирме.

– Как Яковлеву удается так долго оставаться у руля «Локомотива»?

– В этом он настоящий мастер. Техника простая: как только там появляется человек, который начинает набирать авторитет, – ему тут же дают поджопник. Яркий пример с Андреем Коваленко. Яковлев стал сильной и мощной фигурой для Ярославля.

***

– Диалоги на скамейках у вас получались красочные. Некоторые краснели.

– Играл у меня такой Вадим Морозов. Он ошибался, ошибался, я к нему подошел и говорю: «Через борт играй». Он в ответ начинает что-то нести. «Я тебе, – говорю, – два слова, а ты мне восемь – ты решил подавить меня интеллектом? У нас в команде 25 человек, так сколько времени потребуется, чтобы с каждым поговорить? Исполняй – я тут тренер». С хоккеистами надо общаться четко, конкретно. При этом я ребятам сразу говорил, чтобы они не вздумали принимать все на свой счет.

– Но принимали.

– Я и по отношению к себе допускал вольности. Говорил в начале сезона: «Ребята, знаю, что вы будете называть меня за спиной, дадите мне прозвище. Зовите, как хотите, только не черной …….». И вот через некоторое время жестко проговариваю момент хоккеисту, а он в сторону тихонько так: «У-у, черная …...». – «Я же предупреждал?» – говорю. «Предупреждал». – «Ну полижи и будет белая». Все в отключке. Тут надо понимать: каждая фаза напряжения требует фазы расслабления. Иногда подымаешь все специально, подымаешь – они вот-вот в драку кинутся. Но тут еще тонкий момент. Нельзя это в раздевалке оставлять. Нужно выстроить в речи такой мостик, чтобы оно все на площадку перешло.

– Известно, что некоторые хоккеисты огрызались. Для них это плохо заканчивалось?

– Нет. Я могу ругаться с игроком максимум 10 секунд. После этого эмоции отпускают – и я ищу грамотный выход из ситуации. А вообще это целая наука -работать на конфликте. Порой, чтобы заставить игрока сделать работу, нужен конфликт. Но как только он сделал, из конфликта надо его вывести – подходишь к нему, жмешь руку, благодаришь за работу.


– В НХЛ некоторые кидаются мусорными баками.

– У меня был случай. В Германии нас привезли в магазин и сказали, что все покупки для игроков со скидкой в 30 процентов. Так вот один парень в рукава напихал какой-то мелочи: авторучки, зажигалки. Его поймали, акцию для нас прекратили. И вот однажды во время перерыва я в него секундомером запустил.

– Попали?

– Да я специально бросил так, чтобы не попасть.

***

– Нам рассказывали, как от Петра Воробьева в 90-е прятали дорогие вещи. Если он видел мобильный телефон, хорошую машину, то был недоволен.

– Нет-нет, я к этому спокойно отношусь. Но деньги людей испортили. И особенно моих коллег. Знаете, почему российские тренеры сейчас в такой жопе? Зеленый змий по имени доллар. Даже крепкие мужики – и те ломаются. Хорошо играющий хоккеист должен хорошо получать. Но когда дисбаланс – у средних игроков ставки по каким-то причинам больше, чем у лучших, – все, команда разваливается. Я в командах старался делать так, чтобы все получали по труду. При советской власти меня за это вообще посадить должны были.

– Почему?

– Раньше премии были так: выставляешь оценки, а на их основе тебе выплачивали. Я выставлял почти всем пятерки (100 процентов премии) и – для отвода глаз – две четверки (80 процентов), подавал эти списки в бухгалтерию, получал деньги – и тут уж делил их по справедливости. Себе, между прочим, не тащил. Так вот потом мы садились с игроками и я объяснял, почему этот больше получит, а тот – меньше. Микроматчи учитывал, броски.

– Объясните вашу фразу, которую все друг другу цитируют: «Все п…..сы, один Скабелка – д…..б».

– Это не мое. Я такого и сказать не мог, так как к Андрею очень уважительно отношусь. Свои фразы я помню. Едем мы как-то с выезда, останавливаемся на заправке. Тут же подъезжает ассенизационная машина. Редкая удача. Я, конечно, кричу водителю: «Привет, коллега». Он не понимает: «Какой я коллега? Я же говно вожу». Отвечаю: «Я тоже».

– Мы знаем этот анекдот.

– Это не анекдот, а быль. Еще, помню, администратора посылал в киоск, чтобы он порнуху купил.

– Зачем?

– Говорил, что это краткое изложение нашего последнего матча. Нас там так же отодрали.


– Смешно.

– А вообще – я же давал игрокам выбор. Однажды сказал: «Давайте введем жесткую систему штрафов, а я в ответ буду всем говорить «будьте любезны» и «извините». И чего-то все отказались. Мол, мы уж лучше зарабатывать будем. Я тоже считаю, что лучше я игроку скажу все в лицо как мужик мужику, чем оштрафую его – и он денег домой не донесет.

– Как думаете, вы будете еще тренировать большой клуб?

– У меня есть знания, умения, злость на работу, желание работать. Но в большой клуб я не рвусь, просто не полезу в это пекло. Я лучше лишний год проживу, чем изворачиваться под каким-то президентом, ублажать неграмотного в хоккее человека и дрожать: «Только бы он оставил меня в клубе, только бы не отобрал работу».

Главный кризисный менеджер менеджер российского хоккея пять лет назад дал замечательное интервью Алексею Шевченко и Александру Лютикову. Читайте, и Вы узнаете, как Леонид Вайсфельд спас карьеру Валерию Белоусову, почему так и не отсудил финал Чемпионата Мира, о характерах Ржиги и Канарейкина, и, конечно, кого же открыл Миру скаут Вайсфельд.

Леонид Вайсфельд: «Леня, что хочешь, то и делай, там ничего не видно. Хочешь – засчитывай, хочешь – нет. Все равно прав будешь»

– Вспоминаете о своем судейском прошлом?

– Вспоминать-то вспоминаю. Но, честно говоря, до сих пор удивляет, что меня представляют как бывшего арбитра. Сам-то я уже забыл, когда судил. И не скучаю по тем временам. Когда-то думал, что будет тянуть обратно на лед. Ничего подобного. А ведь теоретически мне еще год можно судить. 50 лет исполнится лишь в следующем году.

– Почему закончили?

– Стало неинтересно. Все, чего можно было добиться, я добился. У меня была Олимпиада, четыре чемпионата мира, три «золотых свистка» в России. В общем, я добился в судействе всего. Это можно было только повторить. Ничего нового.

– Мы от хоккеистов знаем, что с вами всегда происходили смешные случаи. Денис Метлюк рассказал, что однажды поставил вам подножку. А потом во всех встречах с вашим участием получал по 4 минуты просто так. Кто-то вас толкнул, кто-то еще что-то вспоминает.

– Да! Там была простая ситуация. Идет игра. Я стою у скамейки Тольятти и вижу, что Денис собирается меняться. Надо, думаю, отойти. До этого была весьма спорная ситуация в игре, с его участием, но я не удалил соперника. Так вот Метлюк едет прямо на меня и не сворачивает. Подъезжает и бьет по ногам. Поднимаюсь, поворачиваюсь, чтобы дать Метлюку штраф до конца игры, а он уже сам в раздевалку направился. Все прекрасно понял.

– А потом мстили ему?

– Нет. И вообще, Денис перед мной извинился. Ему же десять матчей дисквалификации дали. Как-то приезжаю в Тольятти, а он мимо идет. Вроде бы прошел, но затем вернулся: «Извини, Леонид». – «Да ладно, никаких проблем».

– Вы не мстили игрокам?

– Да что вы! Это самое страшное для судьи. Это же плохо не потому, что мстить вообще неправильно. Из-за этого качество судейства падает. Как только начинаешь мстить, сразу забываешь про игру.

– Разве не было желания отомстить за оскорбление?

– Никогда. Дело в том, что всегда необходимо руководствоваться правилами. Оскорбление арбитра стоит столько-то, например, 10 минут. Даешь и все. Он потом приходит к тебе, извиняется. Но я всегда говорил, что нет проблем, ты свое получил на площадке. Мы же на работе. Ты оскорбил, я удалил. Тот, кто это все воспринимает на эмоциональном уровне, заканчивается, как судья.

– Неужели врагов не осталось?

– Никаких. Нет, были странные хоккеисты. С этим я ничего поделать не могу. Был такой Андрей Райский например, так вот он на площадке иногда вел себя неадекватно. Знает ведь, что я удаляю за оскорбления, но все равно подъезжает и что-то говорит. Но это уже от головы зависит. Был один известный хоккеист, который тоже отличался особым складом ума. Как-то он ехал пьяным по Ленинградскому проспекту. Видит пост ГАИ. Прибавляет скорости – и несется мимо них на скорости 120 километров в час. Они не реагируют. Он разворачивается и снова пролетает мимо. Милиционеры снова не останавливают. Он опять разворачивается, подъезжает к ним, выходит из машины и орет: «Вы что, не работаете?!». Тогда они его и «приняли». Вот как этого человека охарактеризовать? Такие люди были и на площадке, тот же Райский. Так вот с этим хоккеистом все было по одному сценарию: он подъезжает и оскорбляет, а я удаляю. Как-то приехал в город, где он играл. Начинается матч, он подъезжает на 5-й минуте и говорит: «Ты – …». Я удаляю до конца. Но разве я виноват в том, что он досрочно закончил игру? Главное, что в жизни мы с ним нормально разговариваем, а выходил на лед – его клинит. Я иногда и не хотел его удалять, но что же мне делать?

– Словами их не проймешь?

– В этом смысле с тренерами лучше всего было общаться, успокаивать их. У меня же во время матчей напряженные отношения были с Геннадием Цыгуровым. Вот как-то он опять начал кричать, я подъехал к скамейке. Все хоккеисты смотрят и слушают, что будет дальше. Я четко говорю: «Геннадий Федорович, вы сейчас уйдете в раздевалку – и команда будет доигрывать без тренера». И все, мир.

***

– А на международном уровне вам было легче?

– И легче, и интереснее.

– Вячеслава Буланова и Александра Полякова однажды подставил судья видеоповторов, который посмотрел эпизод с чисто заброшенной шайбой и сказал, что гол нужно отменить. У вас такого не было?

– Был другой момент. Идет матч, хоккеист выходит один на один с вратарем, его сбивают, там куча-мала. Туман рассеивается и ничего непонятно: шайба в одной стороне, ворота – в другой. Иду звонить, а наверху сидит Валентин Козин. «Что, спрашиваю, делать?». А он мне: «Леня, что хочешь, то и делай, там ничего не видно. Хочешь – засчитывай, хочешь – нет. Все равно прав будешь». Я отвечаю – буллит хочу назначить. Вот, говорит Козин, – самое правильное решение. Выхожу к хоккеистам, говорю гола нет, будет буллит. Начали возмущаться, конечно. Мол, с чего буллит, почему гола нет. Я им объясняю: «Сам бы рад засчитать, но вот тот человек, что наверху, не засчитывает». Все моментально успокаиваются.

– Все говорят, что в Европе работать спокойно.

– Знаете, вот типичная ситуация. Я работаю на игре Евролиги – финны с немцами играли. Немцы удаляются и удаляются. Первый штраф, второй, третий. Думаю, надо бы сопернику дать для равенства, но тут четвертое удаление, да еще стопроцентное. Гоню его. И ко мне едет хоккеист немецкой команды. Сейчас, думаю, «начнется». А он берет меня под локоток и говорит: «Реф, сейчас было сто процентов удаление». Я не ожидал, автоматически говорю: «Ну?». А он мне: «Но следующее должно быть у финнов». Я отвечаю «Сейчас все сделаем». Вы понимаете, какое отношение! Нашим такое бы в голову не пришло. Российский игрок, скорее всего, начал бы оскорблять – и получил дисциплинарный до конца.

– На международном уровне и подарки солиднее, чем, например, в России.

– Никогда такого не было. Самый дорогой подарок – часы. Дело было в Англии, всем судьям на турнире подарили часы «Секунда». В России их невозможно было купить. «Ролекс» сейчас – полная фигня по сравнению с тем, чем тогда были «Секунда». Мы-то у себя дома слышали только, что где-то есть «Секунда», и их выпускают в России, но никогда их не видели.

– Вы ведь, кажется, на международных финалах не работали?

– Меня вообще можно в Книгу рекордов Гинесса внести. Я был резервным судьей на пяти финалах. На пяти! Один раз была вообще сумасшедшая ситуация. Финал чемпионата мира был из трех матчей, до двух побед. Нас выбрали троих: американца, немца и меня. А играли Швеция с Канадой. Так вот было понятно, что если будет полная серия – каждый отработает на одном матче. В первой игре шведы побеждают в одну калитку, на игре работает американец. На второй матч назначают немца, но скандинавы неожиданно уступают. Все, думаю, теперь-то отработаю. Но канадцы вдруг дают отвод: «Мы против того, чтобы судил европеец».

– Шок?

– Шок. Мне заплатили 750 швейцарский франков: мы же не знали, кто будет работать на матчах, и супервайзер сразу объявил, что каждый получит равную сумму. Но я бы сам заплатил тысячу франков, лишь бы мне позволили отработать финал.

– Представители сборных не подходили к вам с предложениями?

– Никогда.

– Почему?

– Ох, как бы вам объяснить. Для любого судьи чемпионат мира – пик карьеры. Нас выбирали, за нашей работой следит вся планета. Это какое же предложение надо было сделать, чтобы я поставил на кон свою репутацию, свое будущее? Должны были чем-то сильно удивить. Это вопрос из серии, за сколько ты готов отдать душу дьяволу?

***

– Там – понятно. А в России помогали кому-нибудь?

– Интересный случай произошел на Кубке Ромазана, предсезонном турнире в Магнитогорске. Ко мне подходит Валерий Белоусов, главный тренер «Металлурга» и говорит: «Леня, помоги мне сегодня с финнами. А то в случае поражения могу и работы лишиться». Ладно, отвечаю, посмотрим. Тут начинается игра – и наши ка-а-ак начали бить финнов. Просто явное убийство идет. Сыграли они кое-как вничью, я к Белоусову злой: «Валер, ты вообще, что ли, обнаглел. Просишь меня помочь, а сам что делаешь? И ты ведь мне должен был помочь». А как я должен был в той ситуации помочь «Металлургу»? Взять топор и головы финнам отрубать?

– Во времена, когда вы работали арбитром, судей встречали, кормили, селили.

– Так какие времена были. Помню, приезжаем в Екатеринбург на два матча, а там какая-то техногенная катастрофа в городе. Идем в магазин – на полках ничего кроме сушек и чая. Сунулись еще куда-то – то же самое. Вообще ничего в городе нет, вы представляете?

– И?

– Что «и» – взяли сушек, заварки и сахару. А мы там на три дня. Вот поэтому судей, как вы говорите, встречали, селили и кормили. Сейчас-то все спокойней: приехал и пошел в ресторан. Мы ведь раньше, как на матчи ездили. Жена бутерброды готовила, термос с собой берешь. Сядешь в поезд – и вперед. Назначение на игру в Ригу было праздником. Только там можно было попробовать взбитые сливки. Вам ведь не объяснить, что это такое, какие времена были. Как-то на одном чемпионате мира жил в отеле с нашими туристами. На завтраке шведский стол. Стоит большая чаша йогурта. Одна женщина косится на нее, но брать боится. У меня спрашивает: «А что это?» Майонез, говорю. Она отошла. Через три дня сжалился, попробуйте, говорю, вкусная штука. Так вот на следующий день я пришел на завтрак, а эта миска йогурта была уже пустая. И так каждое утро – до конца чемпионата мира.

– Были места, где вы не любили работать?

– Конечно. Ты приезжаешь в некоторые города, приходишь во дворец, словно на кладбище. Там нет вообще ничего. У хоккеистов рваные рейтузы, им не платят долгое время. У них нет клюшек, изоленты, а еще надо в хоккей играть. Вот они бедолаги мучаются. Никакого праздника хоккея не было, в отличие от той же Риги или, например, Тольятти.

***

– У судей с тренерами сложные отношения?

– Были арбитры, которые ругались с тренерами на всю жизнь. Я так не умею. Да, я бывало зарубался с Геннадием Цыгуровым. Но это не было войной. Был еще смешной случай с Александром Якушевым. «Спартак» играет в плей-офф с «Динамо». Счет 0:0. И в конце матча Алексею Жамнову откровенно бьют по рукам. Еще раз – плей-офф, конец игры, 0:0. Тут сложно давать удаление. Так вот ему бьют, да так, что едва руки не отрубают. Смотрит на меня, а я: «Нет удаления, играйте». Он ничего не сказал, поехал на скамейку. Тут же нарушают правила уже против спартаковца Геры Волгина – я, естественно, никого не удаляю. А через какое то время Ян Каминский забрасывает единственную шайбу. И вот Якушев на меня страшно обиделся, ведь я не дал удаление на нарушение против Волгина. Через несколько дней матч на ЦСКА. Я иду, стоит Якушев, а возле него толпа народа. Александр Сергеевич вдруг громко говорит: «Господин Вайсфельд». Я останавливаюсь. А он мне: «Сегодня же не ваша команда играет, не «Динамо». Что же вы пришли?». Я ему в ответ: «Александр, сегодня вы тренер, а завтра, кто его знает». И вдруг Якушева через три дня снимают. Я ни при чем, честное слово. Эта ситуация меня вообще тяготила. Я ведь воспитанник «Спартака», с уважением отношусь к Якушеву. Через какое-то время сижу на трибуне, смотрю хоккей. И тут Якушев: «Привет, Леня, как дела». Очень рад, что инцидент был исчерпан.

– Периодически в прессе пишут: «Судья выпустил игру из рук». У вас такое было?

– Было. Я только начинал и работал на товарищеском матче «Крыльев Советов». И у меня было полное ощущение, что игра как-то проходит между пальцев. Словно вода! Я ничего не мог собрать. Самое смешное было, когда после матча в судейскую зашел Игорь Дмитриев: «Лень, ну так – молодец, выдержал». Может быть, просто приободрить хотел.

– А драки громкие были?

– Самая запоминающаяся случилась в Новогорске – во время товарищеского матча. Александр Юдин из «Динамо» ездит по площадке и всех бьет. Ему Евгений Наместников говорит, мол, что ты делаешь-то. Ну и такая перепалка начинается, а я стою рядом и жду, «пойдет горячая вода или нет». Юдин реагирует своеобразно. Так, говорит, давай. Аккуратно снимает шлем, кладет на лед перчатки…это он к драке оказывается готовился. Наместников стоит, смотрит на это и ка-а-ак даст ему снизу. Юдин отлетел в другой конец площадки. Нокаут. На следующий день видел его с огромным бланшем. Что еще вспомнить? При мне 17-летний Александр Свитов дрался с 35-летним Олегом Микульчиком. Но там ситуация другая была. Свитов был в маске, Олег все руки об нее отбил – и сам, конечно, крепко напропускал. Замечательно другое было. На следующий день покупаю газету, а там огромное слово: «Кровь». А мельче: «которую допустил Леонид Вайсфельд». Я в текст – а в нем вообще ни слова обо мне нет. Звоню в газету – вы чего, спрашиваю, делаете? А они мне: «Ну, вы же понимаете – нам яркие заголовки нужны».

***

– Как вы решили закончить с судейством?

– Я работал скаутом «Торонто».

– Разве можно было судить и работать скаутом?

– А прямого запрета не было, я же судил в России и Европе. Но случилась неприятная ситуация. На одном из чемпионатов мира я попал в тройку лучших арбитров, а значит, в следующем сезоне должен был работать на Олимпиаде в Солт-Лейк Сити. Но все решил случай. Мне позвонил журналист из USA Today. Спрашивает про перспективы Ковальчука. Я еще удивился, зачем вы мне звоните, а он говорит: «Вы же скаут, ваше мнение интересно». Я рассказал. Интервью вышло – и американцы начали выражать недовольство. Мол, как скаут «Торонто» может судить Олимпиаду. В ИИХФ решили меня убрать, и я пропустил Олимпиаду. Тогда я и решил, что ждать еще четыре года не имеет смысла. А зачем: я всего добился. За последние пять лет своей работы я лишь дважды не признавался лучшим судьей сезона в России.

– И вы решили закончить?

– Да. По собственной воле, кстати, закончили два человека: я и Анатолий Бардин. Точнее Анатолий раньше закончил.

– Бардин – топовый судья?

– Был в пятерке лучших. С ним вообще интересная история была. Вот для него судейство совсем ничего не значило в плане материального обеспечения.

– Спокойней себя чувствуешь.

– Абсолютно. Бардин как-то приехал судить матч плей-офф «Крыльев» в Усть-Каменогорске. Идут команды мимо и какой-то хоккеист говорит: «Да понятно, судью купили». Анатолий майку расстегивает, достает золотую цепочку в два пальца толщиной и говорит: «Видишь, парень? А в Омске у меня машина стоит, которая дороже, чем вся ваша команда стоит». И это была чистая правда. Представляете, лицо Бардина, когда ему мальчик говорит, что он куплен? Мальчик, у которого коньки настолько старые, что большие пальцы из них торчат. Чувствовать себя независимо очень важно. Я вот тоже спокойно работал на хоккее, мне ведь достаточно приличные деньги в «Торонто» платили.

– Кого вы в «Торонто» отправили?

– Я драфтовал Борщевского, Даниила Маркова, Березина, Поникаровского, Антипова. Последний не заиграл в НХЛ. В общем, в процентом отношении у меня были высокие показатели. Кстати, один раз мне позвонили из Торонто и поблагодарили за хорошую работу. А перед этим четыре года мы вообще не задрафтовали ни одного русского. Спрашиваю, чего вы меня поздравляете-то. А мне говорят: «Мы не успели задрафтовать хороших русских, но зато не взяли никого из плохих русских». Отсутствие отрицательного результата – это тоже результат.

– Был игрок, с которым вы сомневались – советовать его драфтовать или нет?

– Даниил Марков – самый трудный случай. На первом драфте его никто не выбрал. На следующий год мне звонят, спрашивают, есть ли кто интересный в России. Я думаю, стоит ли про Маркова говорить. Играет не сказать что ярко, но с характером, с сердцем. В общем, продолжая сомневаться, говорю: «Приезжайте, тут есть один персонаж». Прилетел человек из Канады, посмотрел на игру Даниила, который, кстати, проводил весьма средний матч. И говорит: «Ты прав, в этом парне что-то есть». Маркова взяли чуть ли не самым последним. После него взяли еще одного человека, а потом свет в зале погасили и все разошлись. На последние раунды генеральные менеджеры некоторых команд даже не остаются – им неинтересно. А Марков – единственный, кто заиграл из девятого раунда того года. Марков – моя главная скаутская удача.

– А у вас был какой-то оклад в Торонто?

– Я расскажу, очень интересно было. Знаете, как вообще в скауты попал? Я приехал работать на чемпионате Европы и был единственным арбитром из России, который знал английский. Так вот приезжаю. Встречающий смотрит на меня грустными глазами и устало, безнадежно спрашивает: «Рефери из России? Английский не знаете?». Да, говорю, из России, но английский знаю. Так он расцвел, полез обниматься: «Английский знает! Английский!» Понимаете, российские судьи тогда были немыми, потому с ними было сложно работать. Супервайзер, например, объясняет, что на этом турнире можно пропускать небольшие зацепы, задержки, но за игру высокоподнятой надо строго карать. А наш судья сидит, кивает, но ничего не понимает – ну и выходит потом судить по-своему. Так вот я приехал на турнир и мне там сделали предложение стать скаутом. Времена суровые были, я думал, что меня вербуют, но успокоили – дескать, ничего противозаконного. Разговариваем об условиях. Мне говорят: «Мы платим 300 долларов в год». Ладно, думаю, отлично.

– Чего отличного-то? 300 долларов в год.

– Ребята, по тем временам это были запредельные деньги. Для примера: как-то я выехал и работал на юношеском турнире. Отработал четыре матча и получил 800 долларов, мне было 30 лет. И я сосчитал, что за всю жизнь не заработал таких денег. А ведь я преподавателем работал, судил еще. Но история не в этом, дослушайте. Мне сказали про 300 долларов в год, а затем приехал человек из «Торонто» на окончательные переговоры. Говорит: «Как и договаривались – будешь получать 300 долларов». Я без особого энтузиазма кивнул. А он говорит: «Леонид, 3000 долларов в год – приличная зарплата». И тут я выпал в осадок. Все это время мне говорили «three thousand», а я слышал «three hundred». Просто не мог предположить, что моя зарплата может измеряться в «thousand». 3000 долларов, представляете? По ощущениям, это как сейчас 300 тысяч долларов. У меня ведь даже велосипеда не было. А получив контракт с «Торонто» я купил двухлетний «Москвич» за 300 долларов и был королем.

***

– Когда вы стали главным менеджером в Новокузнецке, обязательно надо было уходить из «Торонто»?

– Когда мне предложили работу в «Металлурге», то я сразу поставил условие: мое сотрудничество с «Торонто» сохраняется. За океаном были не против. И вдруг в НХЛ выходит приказ: «Сотрудникам клубов Национальной хоккейной лиги запрещается работать генеральным менеджерами в элитных лигах Европы». Точное попадание в меня! Если бы я работал генеральным менеджером в Воскресенске, то все бы было нормально – это высшая лига. Мне звонят из Торонто, так и так. В Новокузнецке предлагают оформить хоть дворником, чтобы не было проблем. Но с НХЛ такое не прокатит. Просто из лиги позвонят в клуб: «Кем работает Вайсфельд у вас?» – «Скаутом». – «Кем он работает в Новокузнецке?» – «Дворником». – «А что он на самом деле делает в Новокузнецке?» И вот тут им бы пришлось сказать. Они же повернуты там на честности. Так я и отказался от работы скаутом. Но я не пожалел. В Новокузнецке и денег было больше, и у меня там была возможность принимать решения – то есть это более интересная работа.

– Но проработали вы там недолго?

– Ушел из-за конфликта с одним человеком. Потом позвонил в ФХР, чтобы меня назначили инспектором. Связался с европейской конторой, которая вела дела с клубами НХЛ и предложил свои услуги. Заинтересовались «Рейнджерс». Разговариваем об условиях, я сказал: «Хочу такую-то сумму». Мне объяснили, что на этот сезон у них в бюджете выделено меньше, но в следующем будет то, что ты просишь. Сезон закончился, меня поблагодарили за работу – и сказали, что дают на следующий сезон те деньги, которые я просил. Но тогда уже появился вариант с «Ладой» – и я окончательно ушел из НХЛ. 12 лет проработал в «Торонто», год в «Рейнджерс». Нормально, считаю. А в Тольятти я был три года: один до локаута, сам локаутный сезон и половину следующего.

– Тогда в Тольятти уже прекратили рассчитываться с командой машинами?

– Да. Но была другая вещь. В год, когда мы заняли второй место, Константин Сахаров – президент клуба, земля ему пухом – говорит: «Классно было бы каждому подарить по серебряной машине». И всей команде выкатили 35 «Калин», их тогда только выпускать начали. Вместо номеров – фамилии игроков. Мы даже, не знали, кому их дать. Все раздали: персоналу, игрокам. Тогда Петр Воробьев очень обиделся на Дмитрия Афанасенкова и не хотел ему давать машину. Но я настоял, чтобы выдали автомобиль. А куда их было девать-то?

– А вы долго ездили на своей «Калине»?

– Я ее даже не видел. Она стоила 250 тысяч рублей, мне сразу предложили взять за 245 тысяч. Согласился, не раздумывая.

***

– С Воробьевым сложно работать?

– Непросто.

– Зачем же вы его в Мытищи перетащили?

– Это не совсем я. Вы роль генерального менеджера немного неправильно понимаете. Владельцам «Химика» я говорил, что у каждого тренера есть свои плюсы и минусы. И объяснял им, кого они приглашают. Нет же такого: этот великий тренер, а все остальные дураки. Если вы берете тренера – вы вместе с его плюсами берете и его минусы тоже.

– А вы кого предлагали?

– Было несколько кандидатур, например Сергея Котова. Мне говорят: «Мы его не знаем». Вы, говорю, и Ржигу не знали. Мне отвечают, сохрани пока Котова, но возьмем Воробьева. А я Котова во вторую команду взял, предложил зарплату в 3000 долларов – это запредельная сумма для второй команды по тем временам, но сразу предупредил начальство, что если ему предложат в клубе суперлиги в десять раз больше, то я ничего не смогу сделать. Вот в свое время Новосибирск и подсуетился. Не удивлен тем пятым местом «Сибири». Это все Котов. В общем, не то, что я был совсем против Воробьева, просто знал о его проблемах.

– Мы хотели бы, чтобы вы навсегда поставили точку в конфликте с Милошем Ржигой. Расскажите правду о том, как он ушел из «Химика».

– Не вопрос. Слушайте. В последнем матче в Воскресенске мы проигрываем ЦСКА – 0:8. Сорок минут я уговариваю хозяев, чтобы оставили Ржигу. Уговариваю не потому, что я такой влюбленный в Ржигу: просто лучших вариантов не было. Ржигу должны были снимать три или четыре раза, но я все время защищал. В общем, заканчивается сезон. Я говорю: если нужен результат сейчас – нужно оставлять Ржигу. Если работать на перспективу – нужен русский тренер. Губернатор Борис Громов говорит, что обещал оставить Ржигу. Не вопрос, отвечаю, оставляем Ржигу.

– Значит, губернатор был за Ржигу.

– Да. Иду к Милошу, который ждал решения своей судьбы, и объявляю, что его оставляют в команде. Давай, говорю, готовиться к сезону. Милош жестом останавливает: «Подожди, мы же по деньгам не решили». И тут он мне говорит: «Хочу повышение зарплаты на 57%».

– Нормально.

– Я с удивлением смотрю на него. Мы заняли шестое место, подвигов особых не совершили. С какого перепугу? «У меня есть предложение». – «Откуда?» – «Из Чехии». – «Милош, не смеши – сколько тебе дают там?» Он мне называет какую-то сумму в чешских кронах. Стоп, говорю, в долларах это сколько? Это в 10 раз меньше той суммы, которую он просил! Так или иначе, я сказал Ржиге, что деньги даю не из своего кармана – пусть решает руководство.

– А руководство?

– Они, конечно, очень удивились, но назвали предельную сумму которую я могу предложить Ржиге. И вот, значит, сидим втроем – я, Ржига и его агент Ярослав Зидек. Я говорю: «Милош, тебе дают повышение на 7%». Ржига всплескивает руками: «Тогда до свидания, я пошел». И уходит. Зидек на меня: «Леонид!» Таким голосом, главное, как будто я прекратил переговоры. В общем, Ржига хлопает дверью, уходит. На следующий день он появляется в клубе, с шампанским и жалуется. Ему говорят: «Иди к Леониду. Скажи, что согласен». Не пошел.

– Гордость?

– Да у всех тренеров свои бзики. Я одного спрашиваю, как ему удается не изменяться с годами, а он мне: «Я работаю с перерывами». Ржига, кстати, сам мне сказал, что работать тренером на высоком уровне больше десяти лет нельзя.

***

– Что вы не поделили с Федором Канарейкиным?

– Канарейкин хотел дорваться до денег, а я его не допускал. И вот он дождался момента, когда я уехал на операцию в Израиль, прорвался к Борису Громову и обвинил меня в воровстве.

– С вами не попытались поговорить из администрации области?

– Там почему-то это не принято. И не таких людей увольняли в одну секунду.

– Он лучше стал распоряжаться деньгами?

– Первое, что сделал Канарейкин на новом месте, – потерял огромную сумму денег. Не украл – потерял.

– Как?

– Подписал контракт с Брембергом, и тут же расторг этот контракт – и клуб выплатил неустойку. Он просто не понимает, что такое работать генеральным менеджером. Мне не хватало 24 часов в сутки. У меня в мобильнике батарея повышенной энергоемкости. И разряжалась, бывало, меньше, чем за день. У генменеджера огромный объем работы. А Канарейкин посчитал, что он с этим справится, да еще и тренировать будет. Так не бывает. Если вы одной рукой управляете автомобилем, а другой ласкаете женщину – и то, и другое вы делаете плохо. Канарейкин сам себя уволил.

– Канарейкин говорил, что от вас одни требования и никакой помощи.

– Я одно понял. Нельзя слушать тренера, который требует какого-то конкретного хоккеиста. Тренер должен сказать: «Мне нужен правый нападающий с левым хватом и хорошей стартовой скоростью». И генеральный менеджер должен такого найти. А тренеры же, повторю, все со своими особенностями. Оценивают по каким-то своим критериям. Вот Петр Воробьев: «Мне нужен Паша Воробьев». – «Ильич, ну почему именно Паша Воробьев?» – «Да он мне в 18 лет один Казань обыграл». – «Ильич, пять лет же прошло!» – «Нет, мне нужен Воробьев!» Ну, ни в какую. Я вбухиваю огромные деньги, чтобы взять этого нападающего, оставил без Паши Ярославль, еще кого-то.

– И что?

– Что-что, он начал сезон в первом, а закончил в четвертом звене. В Новокузнецке меня как-то просили купить одного хоккеиста. Я задаю привычный вопрос – почему. «Мы тут играли недавно, он нам забросил две шайбы». Говорю, давайте смотреть на статистику. Он за 34 матча забросил 4 шайбы, две из них вам. Вот зачем он нужен?

– С Канарейкиным случилось то же самое?

– Разное бывало. Например, ему категорически не нравился Филипп Метлюк.

– Ну, всем известно, что у Метлюка спина.

– Да причем здесь спина. Да, проблемы есть. Но это железный парень, у которого три комплекта наград чемпионатов страны, который не пропустил за три года ни одного матча. И вот Метлюк не был нужен, а люди, которым вообще нечего делать в серьезных командах, – нужны. Все это закончилось тем, что однажды я сказал: «Есть вот такая сумма. Кто тебе нужен? Хочешь на эти деньги возьмем одного игрока. Хочешь – 35». Он говорит: «Вот этого, этого и еще…» – «Стоп, – говорю. – Деньги кончились». А он не понимал.

– Неразрешимые противоречия.

– Канарейкин же сам себя уволил. Со мной он был как у Христа за пазухой. У команды было все, что нужно. Вы видели, как сушат перчатки в некоторых командах? Суют фен в перчатку. А у нас есть специальный аппарат, который мы купили за огромные деньги, чтобы сушилось много перчаток. Я закрывал вопросы по чартерам, питанию, форме, по всему. Это быт. Плюс тренеры не понимают условий переходов. Они думают – ну подписали Бремберга. Не подошел – пусть ступает. Потом контракт разрывается и они вдруг узнают: «Ой, еще ж огромные деньги ему за это надо заплатить. Ну ничего себе».

– Этот вопрос нельзя не задать: но ходили слухи, что четвертое звено – ваше. Вы заключаете с игроком четвертого звена контракт, половина которого уходит вам.

– Вот если это правильно преподнести, то, наверное, потому меня и уволили. Ну как с этими людьми разговаривать? В четвертом звене, по моей версии, должны были играть Яшин, Лазарев и Кагарлицкий. Что мне с ними пилить – их 3000 долларов? Знаете, ребята, Остап Бендер на месте генерального менеджера нашел бы 101 способ честного отъема денег. И пилить контракты – не самый лучший. За свой первый сезон в «Химике» я сэкономил шесть миллионов долларов. Мог бы сэкономить шесть миллионов, а сказать, что сэкономил пять, например.

– А вы правда шесть миллионов сэкономили?

– Да. Меня, правда, вздрючили за то, что у меня был перерасход на 100 тысяч рублей за горюче-смазочные материалы.

– Смешно.

– Нет, ну честно – так и было. Я им говорю: «Я 6 миллионов долларов клубу сэкономил». – «Подожди, успеем. Где 100 тысяч рублей за ГСМ?»

– Так вы все же были готовы к тому, что Канарейкин вас снимет?

– Нет. Не верил. Будь мы с ним в Казани, Уфе, где есть что делить, – я бы ждал от него переворота. А в «Атланте» в тот момент была ситуация, когда денег не было. И ни один здравомыслящий человек не станет устраивать переворот. Я просто не сумел просчитать логику Канарейкина, потому что в его поступках нет логики. Вот я сейчас живу за городом. У меня пустая московская квартира. Ни мебели, ни ценностей. Туда залезли воры. Посмотрели, поняли, что брать нечего, – и ушли. Это – логика. Невозможно обворовать пустую квартиру. А Канарейкин в пустой квартире устроил переворот.